Есть на Славном море - Байкале большой солнечный остров Ольхон. На - острове этом жил когда-то бедный пастух. Звали его Олодоем. Годами пас он скот у богатых и спесивых нойонов, а получал от них только скудную еду да злобные попреки.

Известно, что разбогатевший человек верблюдов разводит, обедневший - коз держит. Про Олодоя нельзя было сказать и этого - он не имел даже собаки. И как собака дождь не переносит, так не мог выносить неблагодарных нойонов-богатеев Олодой. Однако обиду прятал глубоко в себе. Попробуй враждовать с нойонами - без спины останешься, как останешься без подола, если будешь враждовать с собакой. Так говорили старики, а старикам он верил.

И не было того дня, чтобы Олодой не утешал себя надеждой на то, что в жизни его все-таки произойдет какая-нибудь перемена и он избавится от нойонов.

Правил островом Ольхоном в то время свирепый и могущественный хан Кутул. Из местных азиатских владык жесточе этого свет еще и не видывал. Держал он в постоянном страхе не только свой народ, но и соседние кочевые племена.

А уж скота имел этот ольхонский царек - и сосчитать нельзя было! Гнуса на болоте меньше кружилось, чем паслось на открытых лугах и загороженных загонах-утугах коров, овец, баранов и лошадей Кутула.

Но гордостью его и любимицей, дивом всех лошадиных косяков была рыжая кобылица Хинта. Не только мастью, но и норовом своим она от других кобылиц отличалась. И зверю она подобна была, и за дикий огонь сходила,

и красотой блистала. Не обижена была и ростом. Помчится по степи, так ржанье и топот по всему Ольхону глухими раскатами сыплются.

Досталась эта кобылица Кутулу как выкуп за сына одного воинственного и хитрого степного князька, кочевавшего неподалеку от острова, за морем. Звали его Ульгечи. И шла про него молва, будто бы он оттого удачлив, что ему покровительствует дух священной ольхонской горы Ижимей Натура, бывший шаман. Однако как ни крепка была у князька надежда на доброго горного духа, подобного онгонам - теням далеких предков ольхонцев, - но лихие наездники Кутула сумели все-таки уследить за сыном князька и полонить его.

Пришлось князьку расплачиваться с Кутулом за свою отцовскую беспечность. Посылая хану рыжую кобылицу Хинту, Ульгечи так велел расписать про нее:

«Лошади этой цены нет. Хинта - потомок богатырской кобылы Габумы, на которой ездит ночами по горам сам Натура. А так как габумовская родова пошла по материнской линии, то и Хинта должна подарить в год Черной лошади жизнь еще одной кобыле. И написано ей на роду стать такой особенной, что она затмит славу даже самой Габумы. Потому и цены нет Хинте, матери будущего необыкновенного сокровища. Короче - жди в скором времени большого чуда!»

Кутул, конечно, прельстился подарком Ульгечи. Он тут же вернул князьку его сына и стал терпеливо ждать обещанного чуда.

И вот с наступлением года Черной лошади Хинта разрешилась потомством. Верными оказались слова Ульгечи и про самого жеребенка. Уже одним видом своим он нисколько не походил на других жеребят, и это сразу бросилось в глаза ханским табунщикам. Очень удивились они тому, что голова у жеребенка огромная, а туловище и ноги - совсем маленькие, как у поросенка. И глаза холодные и неподвижные, как у змеи.

Посоветовались между собой табунщики и решили показать новорожденного хану. Кутул принял их в одном из своих богатых, расположенных невдалеке от пастбищ, летников. Это была низкая, но нарядная пятиугольная бревенчатая юрта с небольшим окошечком в стене и дверью, обращенной на восток. При виде необыкновенного жеребенка хан в испуге отшатнулся. - Да какое же это чудо! - разгневался он и замахал руками. - Не чудо это, а целое чудовище! Обманул меня хитрый Ульгечи! Позвать сюда шамана! Шаман прибежал, как на крыльях прилетел. Выгнал хан табунщиков из юрты и давай держать совет с шаманом. Тот и говорит:

- Подождать надо. Может, и в самом деле из жеребенка будет потом г шибко чудесная кобыла. Ой, подождать надо!

Успокоился хан, вернул в юрту табунщиков и дал им строгое повеление:

- Жеребенка с матерью убрать из табуна, отвести им отдельный угол, построить из камней убежище и установить постоянное наблюдение за ними и уход.

Табунщики, а их было четверо, низко поклонились хану и поспешно удалились. Приготовив убежище для Хинты и ее диковинного жеребенка, они стали внимательно следить за каждым их шагом. Так прошел день, за ним - другой.

На третий день они заметили, что жеребенок стал вдруг расти, на глазах поднимался, как будто кто-то надувал его изнутри. Испугаться было отчего: у жеребенка росла только голова, а туловище и ноги, которые и без того были совсем крошечные, - усыхать стали. Страшными сделались и глаза уродца: появилась в них какая-то острая, пронизывающая сила. Поглядит - и точно каленую стрелу в тебя пустит.

Матку сосать жеребенок, как стал расти, совсем забросил, на траву навалился. Начисто вокруг себя все выщипал. А вместе с обжорством появилась у него и жадность: последние травинки стал отнимать у матери - все себе да себе. С того, видно, и беда приключилась. В один из вечеров вдруг тяжко заржала, повалилась на землю Хинта и издохла. Табунщиков это как громом сразило. Что сказать хану, как объяснить?

Пришли табунщики к Кутулу, упали перед ним на колени, доброго здоровья ему да его скоту пожелали, а уж после и о своих делах речь завели.

Разгневался хан, узнав, что нет больше Хинты, а когда про жеребенка рассказ услышал, то сразу и забыл о рыжей степной красавице. Потомок-то куда диковиннее оказался! Однако жеребенок этот и на хана нагнал страх.

- Подумать только - ему еще и недели нет, а уже какие пакости от него, - удивился Кутул и вспомнил: - Ведь мы его, кажется, и не назвали еще никак?

- А какое имя ему подберешь? - загорячился табунщик, который, видать, был самым храбрым. - Только и прозванья ему, что Кобылья голова!

- Что ж, - согласился хан, - Кобылья голова так Кобылья голова! Верней

и в самом деле ничего не придумаешь. Ну, идите! Да следите за выродком! Обо всем сообщайте мне вовремя. С тем Кутул и отпустил табунщиков.

Обратным путем они зашагали уже веселее - рады были, что так дешево отделались. Но как стали подходить к убежищу Кобыльей головы поближе, так всю веселость с них будто ветром смахнуло: не очень-то хотелось им снова подставлять себя под огонь палящих глаз чудовища.

Перед последним перевалом они сели у дороги передохнуть да посетовать на свою незадачливую службу-службину. И тут самого храброго из табунщиков, который оказался и самым хитрым, осенила догадка. Поглядел он на своих напарников по тяжелой службе и предложил:

- Пусть кто-нибудь из вас туда первым заглянет. А потом на утес взойдет и подаст знак - все, мол, благополучно. Ну, а если - да сохранят нас добрые бурханы! - беда какая случится - опять же знак. Ну, кто решится?

Делать нечего - поднялся один из табунщиков и нехотя пошел по дороге, которая вела мимо утеса на вершину степного холма, где в чаше из гранитных камней находилось убежище Кобыльей головы.

На месте остались двое. И стали они неотступно поглядывать на утес, ожидая знаков и не переставая думать о чудовище, догадки всякие строить. На душе у обоих черные кошки скребли.

Так просидели они часа три. Солнышко на закат показывать стало, и с моря засвежело по-вечернему, а от посланца ни слуху ни духу. Табунщикам совсем стало не по себе: не иначе как беда какая с ним стряслась.

- Что же нам делать с этой проклятой головой? - озадачились они.

- А идти надо.

Дорога уже на подъем вывернулась, к убежищу повела. Вот и скала на пути встала, близко и каменные стены. Тут хитрого табунщика словно кто за руку дернул остановиться. И он сказал своему напарнику:

- Иди-ка ты напрямик, а я тем временем загон обойду, погляжу, все ли там в порядке. А после выйду к тебе навстречу.

Сказал так - ив сторону. Только скрылся за утесом его товарищ, хитрец подбежал к стене убежища и, крадучись, пошел около нее щель искать, чтобы поглядеть, что будет с табунщиком дальше. Щель он нашел и увидел: из-за огромного камня высовывался нос Кобыльей головы, а напротив стояли два каменных изваяния. Одно застыло с поднятыми руками, другое - согнувшись, будто присматривалось к чему-то и удивлялось. А когда внимательнее пригляделся хитрец к фигурам, то у него зашевелились волосы на голове: табунщиков своих узнал он в изваяниях!

Однако любопытство все же преодолело страх, и хитрец, которого звали Лубцаном, еще плотней прильнул к щели. Ждать ему пришлось недолго.

Глядит он, Кобылья голова вдруг зашевелилась - вблизи появился табунщик, которого ожидал Лубцан. Тот тоже сильно испугался, узнав в каменных фигурах своих товарищей. Он с воплем отшатнулся от них, глянул на Кобылью голову и тут же начал каменеть под громкое ржание чудовища.

Лубцану совсем не хотелось пополнить собою сборище окаменелых фигур, стоять здесь в каком-нибудь потешном виде. Явился он к Кутулу и, ничего не утаивая, подробно рассказал ему о судьбе своих товарищей.

Испугался хан.

- Чудовище всех моих людей в камень обратит! Надо что-то делать. Собрал он к себе в юрту нойонов и сказал:

- Кто из ольхонцев сумеет обезвредить Кобылью голову, тот получит из моих табунов сотню отборных скакунов!

А про себя подумал: «Все равно я потом верну их себе». В отличие от змеи пестроту хан таил внутри. План нойоны одобрили, и тотчас во все концы Ольхона помчались ханские гонцы с оповещением.

Узнал о предложении хана Олодой.

- Вот и выпал, наконец, случай испытать свое счастье! - обрадовался он. Но, помня о том, что коня учат копыта, а человека - человек и что легко сказать лишь продуманное, а сделать легко - подготовленное, Олодой решил посоветоваться со своими друзьями.

- В дни бескормицы собаки жиреют, а в дни несчастья толстеют только ламы, а ты - не лама, - сказал один из пастухов.

А другой добавил:

- Когда овца худеет, то в иноходца превращается, а когда человек худеет, то, чтобы пополнеть, становится шаманом. Есть ли у тебя эти качества?

Третий сказал еще короче:

- Лучше подумать о своей голове, чем о Кобыльей.

Выслушал Олодой пастухов и понял, что от многословия выгоды нет, а от однословия нет ущерба.

Явился он к Кутулу. Много говорить с ним хан не стал, а посоветовал сперва поглядеть на Кобылью голову, чтобы знать, с каким чудовищем ему придется иметь дело, а потом и к самому делу приступать.

К убежищу Кобыльей головы Олодой отправился с Лубцаном. И только они пристроились у щели, как видят: над владениями чудовища появился в небе огромный орел; покружил он, не шевеля крыльями, да и ринулся вдруг вниз, сверкая глазами. А Кобылья голова как будто только этого и ждала: метнула она в глаза орлу два луча, и тот упал на грудь одному из окаменевших табунщиков таким же бесчувственным камнем. Как ни быстро произошло все это, но Олодой успел заметить, что смертоносные лучи из глаз чудовища были направлены в глаза жертве, значит, - на глаза действовали. Он и сказал об этом Лубцану.

Лубцан признался:

- Я тоже так подумал, когда глядел, как Кобылья голова превращала табунщиков в камни...

И рассказал ему обо всем, что видел. «Нечего сказать - хорош гусь... - подумал Олодой. - Ну, погоди же, поплатишься ты за то, что на погибель товарищей своих посылал». А вслух ничего не сказал.

С тем они и вернулись к хану. Выслушал Кутул догадку Олодоя, обрадовался:

- Ну, теперь нам Кобылья голова не страшна!

Последовал приказ хана ко всем наездникам: вооружиться луками и ядовитыми стрелами и явиться к убежищу Кобыльей головы. По этому приказу наездников собралось такое множество, что хан заранее торжествовал победу. Ведь если каждый только по одной стреле пустит, и то сколько получится! Пусть даже не каждый попадет в Кобылью голову.

Наступать на Кобылью голову было решено так: сперва сделает заход одна шеренга наездников, отстреляется, затем подойдет вторая, ее сменит третья, и так до тех пор, пока у наступающих не выйдут из запаса все стрелы, а Кобылья голова не будет изрешечена ими и не подохнет.

Хан устроился для командования все около той же щели в стене убежища.

И вот началось. Слезла вблизи утеса первая шеренга наездников с коней и пошла пешком к убежищу, а зайдя в него, она повернулась и дальше пошла уже пятясь. По команде хана шеренга остановилась, каждый из стрелков широко расставил ноги, и, нагнувшись, все пустили промеж своих ног, наудачу, первые стрелы из луков и тотчас же бросились отсюда наутек. А им навстречу пятилась уже вторая шеренга...

Однако толку с этого наступления не получилось никакого. Наблюдая в щель, хан видел, что много стрел попало в Кобылью голову, но ни одна не причинила ей вреда, - чудовище даже не замечало их.

Когда стрелы у наездников кончились, по всему Ольхону прокатилось такое жуткое торжествующее ржание Кобыльей головы, что хан затрясся от страха.

Но делать нечего - к вечеру хан распустил всех своих наездников по улусам, и сам стал держать совет с Олодоем и Лубцаном.

Первый вопрос он задал табунщику:

- А что сейчас ест Кобылья голова?

- Кроме травы - ничего, - ответил табунщик.

- И хватает ей травы в самом убежище?

- До сих пор хватало, не знаю, как дальше будет. Хан призадумался. А после сказал Олодою:

- Пока не уничтожим Кобылью голову, надо доставлять ей траву прямо в убежище. А не то она, как оголодает, выйдет оттуда, и тогда всем несдобровать.

И тут же назначил Олодоя старшим поставщиком сена для Кобыльей головы. Известное дело: ольхонские буряты сроду сена не скашивали, скот у них на острове круглый год пасется по холмам да по долинам, поскольку снега зимой на острове мало - ветры его сдувают. А тут на тебе: косить придется! И для кого? Для чудовища!

К косьбе Олодой приступил сразу же. Все улусы поднял на ноги. Хлопот и недовольства всякого много пришлось принять на себя, но крепился, выполнял волю хана. И вот дошло дело до того, что через эту Кобылью голову оголодал у бурят свой скотишко. Падеж начался. Остров сухой, много ли сена заготовишь на нем? Последнее приходилось отдавать для выродка.

Видит хан - плохи дела, надо что-то другое делать. Вызвал он для совета Олодоя. Шаману велел явиться. Шаману не дал и одуматься - сразу вопросом озадачил:

- Как полагаешь, что теперь нам делать с Кобыльей головой? Шаман лоб свой стал тереть, брови нахмурил, ум напряг. Соображение доставалось ему туговато. Однако нашелся:

- Надо снова пойти войной на Ульгечи, взять его в плен и заставить самого разделаться с чудовищем. Это ведь его подарок, и он должен знать о нем все. А кроме того, ему поможет его покровитель - дух Нагура.

Хан даже в ладоши захлопал от восторга - так ему понравился совет шамана. Вскоре был объявлен поход на Ульгечи.

Сражение было жестоким, степной князек защищался упорно и отчаянно, однако победу одержал Кутул.

Разговор с плененным князьком у хана был короток:

- Или ты уничтожишь Кобылью голову, или мы тебя уничтожим. Выбирай! - Ульгечи ухватился за первое:

- Не жить Кобыльей голове! О могущественный хан, она погибнет от моей руки! Я заставлю ее заплатить за все злодеяния своей головой!

- Чьей головой, хвастун?! - вскипел хан, топнув ногой. - Я одно знаю, как от сухого дерева плода нет, так и от пустой речи пользы нет, и твой длинный язык только путает мне голову, как путает ноги длинный подол халата! Не видевши броду, преждевременно унты не снимают, бессовестный пустослов! Говори прямо, что тебе надо для того, чтобы уничтожить чудовище?

Перепуганный князек прикусил язык и робко попросил разрешения провести одну ночь в беседе с духом Нагурой - он даст правильный совет. Хан согласился. На другой день Ульгечи обратился к Кутулу с новым требованием:

- Вели изготовить мне на голову колпак из слюды, и дай мне самый тугой лук с острейшими стрелами!

Кутул и тут ничего против не сказал.

- Ну вот, теперь можно и сразиться с чудовищем! - важно сказал самоуверенный князек и тотчас же в сопровождении стражи отправился к убежищу Кобыльей головы.

Следом за князьком поспешил и хан со свитой, а также Олодой с Лубцаном, которым не терпелось увидеть, как будет погибать Кобылья голова. Все они расположились на старом, уже знакомом месте, у щели.

А Ульгечи, оставив стражу у стены, смело вошел в убежище. Каждый шаг приближал его к логову чудовища. Двинулась к нему навстречу и Кобылья голова. У хана и его приближенных дух захватило от такого зрелища. И тут в небе появился огромный коршун. Распластав крылья, он плавно покружил над убежищем и устремился вниз, когда Ульгечи уже натягивал тетиву вскинутого им для стрельбы лука. Но пустить стрелу он не успел.

Пронзенный двумя смертоносными лучами, коршун упал на голову Ульгечи уже каменным, и слюдяной колпак князька разлетелся вдребезги.

Это и погубило Ульгечи. От неожиданности он выпустил лук, схватился за голову обеими руками и глянул на Кобылью голову. Этого было достаточно - мгновенно камнем стал и князек.

Увидя это, хан сперва расхохотался, а потом приуныл: Кобылья-то голова жива осталась! А Олодой подумал:

«Как хорошо было бы увидеть рядом с каменной фигурой Ульгечи окаменевшего хана!» Задумался Олодой и над тем, для чего понадобился Ульгечи слюдяной колпак. Непременно тут что-то есть...

Думы Олодоя прервал грубый окрик хана:

- Подойди ко мне, нерадивый пастух! - Олодой повиновался.

- Ждать больше нечего, - напустился на него Кутул. - Вот тебе мое повеление: как хочешь, а Кобылью голову уничтожь! Иначе голову с плеч! Даю тебе два дня сроку.

Олодой отвесил поклон хану и безмолвно удалился. За ним неотступно следовала суровая стража. Отныне пастух стал пленником хана!

Загрустил на берегу моря Олодой. Долго, внимательно глядел он на широкий водный простор, над которым кружились стаи чаек и бакланов, и продолжал думать.

О, как чисты, прозрачны и зеркальны необъятные байкальские воды! Есть ли где в мире еще такое чудесное море, как это? Нет!

Залюбовался морем Олодой, вскользь глянул на ясное свое отражение в воде и вдруг хлопнул себя по лбу.

- Ведите меня к хану! - обращаясь к страже, радостно вскричал он. Хан встретил Олодоя насмешливой улыбкой. Спросил ехидно:

- Надумал чего-нибудь?

- Да, - ответил Олодой. - Назначай день, когда Кобылью голову на смерть вести.

- Давай сегодня же! Чего откладывать?

- Тогда вели кому-нибудь снарядить повозку с душистым сеном, а сверху сена чучело какое-нибудь укрепи. За этим сеном и чучелом Кобылья голова и пойдет туда, где ее ждет гибель!

Хан повеселел и приказал страже привести Лубцана.

- Вот тебе помощник! Пусть ладит для тебя повозку с сеном и чучело! Позаботился хан и о себе: на полдороге между убежищем Кобыльей головы и берегом Славного моря он приказал прислужникам сделать временное прикрытие из камней для себя и своих приближенных.Когда все приготовления были закончены, хан и его свита, а также Лубцан, заняли свои места, а Олодой покатил повозку к убежищу. Здесь он, пятясь, приблизил ее к логову Кобыльей головы, а потом, не оглядываясь, впрягся в нее и повез бегом обратно. И тут под его ногами сразу же заколебалась почва. Олодой понял, что Кобылья голова пошла следом.

Выглянул Кутул из щели и содрогнулся: хотя Кобылья голова только что миновала ворота загона и следовала за коляской на своих куцых ножках медленно, но земля содрогалась от ударов копыт так, что пыль стояла кругом столбом и в воздух взлетали камни.

Вскоре чудовище приблизилось к ханскому прикрытию, и оно не выдержало, развалилось. Метнулся было перепуганный хан в сторону, но как-то невольно глянул на Кобылью голову, и с ним случилось то же самое, что и с другими, кто попался на глаза чудовищу. Не успел схорониться за хана и Лубцан - окаменел рядом с ним. Остальные приближенные хана спаслись только потому, что от ужаса попадали на землю лицом вниз и не посмели даже пошевелиться. Кобылья голова проследовала мимо, не задев их.

Олодой же тем временем добрался до берега и с обрыва вместе с коляской нырнул в море. А когда вынырнул, перед ним стоял у самой воды каменный холм. Это было все, что осталось от Кобыльей головы, страшного потомка Хинты, которая вела свой род от богатырской кобылы Габумы.

Случилось то, на что и рассчитывал Олодой. Достигнув берега, Кобылья голова глянула на расходившиеся по воде круги, и ноздри ее хищно раздулись: она заметила свое отражение. Но чудовище не узнало себя и уничтожило.

Поднялся Олодой на вершину каменного холма, широко и свободно вздохнул всей грудью и промолвил:

- Вот оно и пришло - счастье! Счастье свободы!

Источники:

Стародумов В.П. Омулевая бочка. - Улан-Удэ, Бурят. кн. изд-во, 1970

Стародумов В.П. Ангарские бусы. - Иркутск, Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1991